Мы в своё время здраво разведём.
Пока же, брат, беги скорей, спасайся!
Купи себе нагайку и сражайся
за узкий между ёлками проём.

Сейчас не время думать о любви -
настало время ею заниматься
на раскалённом самом центре плаца,
где гибнут воробьи и соловьи.

Свирепый стон застанет вас врасплох:
какой-то пинч забрался прямо в чащу.
Он гнусный скот - разматывает пращу
и будет совершать переполох.

Он ясно скажет: "Тихо, я - Змея!",
и все почтительно склонят колени,
а он уснёт, обняв собой коренья.
Спасать его пойду, конечно, я.

Семейные узы рвались,
плита отошла, и капли
солёной воды попали
на то, что зовётся раем.

Лесные козлы прокрались
туда, где ночуют цапли,
и цапли нам нарожали
собак, напоённых чаем.

Мы думали, что недолго,
надеялись и хотели.
Однако не так-то просто,
однако не так-то быстро.

Собаки, надев портянки,
летают как будто цапли -
серебряные качели
над ними сквозь крышу неба

А мы не хотим - мы злые,
а мы начинаем прорезь
злосчастную и плохую
на лицах друзей и прочих.

На бреющем самокате,
на плавно открытом свитке,
на радиотелегноме,
на страхе, увитом плюшем,

раскинут свои копыта
стена, самокат и площадь,
петардами закидают
и плюнут на темя сверху.

Да зачем нам это нужно, братцы,
если шлем не хочет одеваться,
если шлем похож на синекуру,
если шлем напоминает гадость.
Я бы лучше взял аппаратуру
и надел на безволосый череп,
тем ему доставив псевдо-радость,
что он тоже яростен безмерно.
Я его покрашу равномерно
и скажу ему, что он мне верит.

И зачем нам нужно это, братцы,
если страх владеет человеком,
если страх не хочет прекращаться,
если страх вошёл в Упанишады.
Я бы лучше вырос чебуреком,
и меня б сожрали, чем бояться
тех, кого теперь зовут купаться
на Анхор, на сай и водопады.

А? Зачем нам, братцы, это нужно,
если каждый знает песни сольно,
если каждый будет петь натужно,
если каждый мне вобьёт копыта
прямо в горло - это очень больно.
Я бы лучше пострелял по зайцам
и скормил их северным китайцам
за вино, которое забыто.

Ну зачем нам, братцы, нужно это,
если песня въесться в нас хотела,
если песня сразу будет спета,
если песня разорвёт нам руки -
те, что были по бокам от тела
и кидали в лица утюгами.
А попробуй рваными руками
кинуть что-то - это будут муки.

Нет, не нужно, братцы, как хотите.
Я сказал, стоять! и тихо - ясно?
Я пойду, а вы за мной идите.
Я умру, и будет всё в порядке.
Вы мне лишь скажите - всё ль прекрасно?
Не мешает жить собака злая?
Если что, её я напугаю
и засну на яблоневой грядке.

Синее небо - что может быть более белым,
добрые люди - кто может быть более злым,
яркое солнце - что может быть более серым
	сквозь серый дым.
	
Кто-то там свищет - наверное, это собаки,
кто-то там лает - наверное, то свистуны,
кто-то там ходит - ты видишь, недолго до драки
	из-за луны.
	
Мне бы налили - и я заплатил бы им денег,
мне бы продали - я выпил бы и закусил,
мне бы сказали - плыви, видишь радужный берег?
	я бы поплыл.
	
Синее небо - наверное, это собаки,
радужный берег - что может быть более злым,
кто-то там ходит - и я заплатил бы дензнаки,
	если б я был.

Горячей воды нет -
купаться пришлось из кастрюли.
Все спят, погасив свет -
надеюсь, уже все уснули.

Я завтра попью чай
и вымою сонную рожу
холодной водой - ай!
Свой сон хоть чуть-чуть растревожу.

Сейчас я хочу спать,
но в ванной сижу почему-то
и завтра весь день гнать
я буду о чём-то кому-то.

А время уже два,
а может быть больше, не знаю.
Я вижу во сне льва
и значит, уже засыпаю.

Я скоро проснусь, в семь,
скорее всего в полвосьмого,
и завтрашний мой день
пускай будет лучше другого.

Между нами, знаешь ли, страшные преграды -
клейкие рубины и алмазная лапша.
Между нами многое, и мы бы были рады
многое похерить и взорваться, всё круша.

Между нами рыцари семнадцатого века,
деньги изо льда, опять же айсберг золотой,
восемьдесят тысяч шестьдесят два человека
с пятьюстами тысячами сто одной ногой.

В общем, инвалиды, деньги, рыцари и льдины.
да, ещё о девах я забыл тебе сказать:
девы лунолики, мясоноги и невинны,
так что всем приходится их этого лишать.

Ржавые котлы, ещё наполненные мылом,
тоже между нами, как ни странно, вижу я.
Тётя Маргарита с одухотворённым рылом
вслух читает песни матом, яблоко жуя.

Между нами Вольфганги и даже Амадеи,
ласковые твари и отвратные супы,
крысы атлантические, крытые халдеи
и кибернетические катышки крупы.

Между нами мясо неполовозрелых трупов,
пьяные солдаты, боронящие пшено,
юные приборы в кайфе от своих шурупов,
гордые, что сорвана резьба уже давно.

Рыжий звездочёт, что вслух считает междометья,
плавно опускающиеся с луны в ведро,
розово-пятнистые года, десятилетья,
между нами ползают, прищурившись хитрo.

Между нами ясень, дуб, берёза и осина,
хороводы водят, словно шведская семья,
и великолепная людская парусина
судорожно хлопает туда, где ты и я.

Между нами север, также юг, восток и запад,
между нами вторник, понедельник и среда.
Всех, кто между нами, я, конечно, брошу за борт,
просто очень много их - такая вот беда.

Я тебе представил далеко не всё из списка
тех, или того, что между нами есть сейчас.
Ну, а будь мы вместе, всё бы это, моя киска,
между нами не было, а было б вокруг нас.

Нормальные люди не скачут,
на улице пиво не пьют,
в трамвае народ не дурачат
и песен в метро не поют.

Они не орут, там где много
таких же нормальных пока,
которые могут им строго
ногтём покрутить у виска.

Простые нормальные люди
по жизни спокойно идут,
в работе, быту и посуде
находят покой и уют.

Мы все скоро будем такими,
а может, не будем - как знать?
Но рядом, похожие, с ними
мы будем по жизни шагать.

И наше отличие - в мыслях,
мы думаем: "Мы - не они!
Они ни копейки не смыслят,
они же замшелые пни!"

И думая так, продолжаем
мы двигаться дальше в толпе,
себя изнутри уважаем
и можем похлопать себе.

Но кто видит это отличье?
Снаружи нормальные все
одеты, обуты прилично,
и в сумочках - по колбасе.

Да так ли различны внутри мы?
Смотри - ваши мысли равны!
Нормальные непобедимы,
нормальные - это же мы!

А кто это скачет там с пивом,
в трамвае дурачит народ,
орёт, что вокруг всё красиво,
и глупые песни поёт?

Ну, психи какие-то, верно?
Им нечем заняться, они
мешают нам жить равномерно,
они зажигают огни,

они нам мешают трудиться,
а после забот - отдыхать,
у них же дебильные лица,
на них же пахать и пахать!…

И тут мы заткнёмся, похоже,
в их лицах увидев свои,
но только немного моложе,
и чуточку больше любви.